Читаем без скачивания За стеклом [Коламбия-роуд] - Мет Уаймен

— Хочешь, я помогу тебе с ужином? — крикнула я.

— Нет нужды, — пропел он в ответ. — Подожди секунду, и я приду.

Внутри котелка что-то светилось, и это меня насторожило. Из кухни доносилось уже не шипение, а явственно различимый треск — словно кто-то судорожно мял в руках десять футов фольги. Я уже собиралась подняться с дивана и идти на выручку, когда Слим на экране вдруг перебежал из одного угла кадра в другой, а затем и вовсе его покинул. До меня донеслось резкое лязганье, а затем — тишина. Секундой позже Слим появился уже в двери. Вместо крышки он держал в руках кухонное полотенце. Он вытер уголком бровь и перебросил полотенце через плечо.

— Что стряслось?

— Собиралась спросить у тебя то же самое. — Я переключилась обратно в чат; этот разогревшийся костер следовало немедленно затоптать. Впрочем, теперь к кругу обожателей моих ног присоединилось еще несколько посетителей, и разговор переключился на другую тему.

РОЗА ПРЕРИЙ: Тупому идиоту надо было быстрее бросать в котелок курицу. Не удивительно, что случилась катастрофа.

ГРАФ МОНТЕ-КРИСТО: Но масло действительно должно сначала раскалиться. Просто он недостаточно долго мешал.

КЛЮШКА: Кто-нибудь видел, оно брызнуло ему на носки?

— Все под контролем, — смущенно посмотрел на меня Слим. Конечно, он имел в виду стряпню, но меня заботили и другие вещи.

— Тебя это не беспокоит? — спросила я, отчаянно стараясь не упустить мысль во второй раз. — Я уже начинаю думать, что кроме нас самих недвижимость Картье больше никого не волнует.

Крутанув пуговицу на пляжной рубахе, Слим нерешительно осведомился, какое значение это имеет.

— Даже обсуждая тебя или нас с Павловым, — сказал он, — эти люди все равно остаются где-то там и не могут нас коснуться. — Его палец обвел ленту-липучку по обеим сторонам от дивана. — Стоит нам пересечь эту черту, и конец представлению.

Я уже собиралась спросить, не кажется ли ему, что та же черта ограничивает и нас самих, наши поступки и наши отношения, но тут в дверях появился Павлов, сияющий так, словно перестать улыбаться он не мог при всем желании.

— Циско, дай я тебя расцелую!

— Полегче, — предостерег его Слим. — Тут тебе не Алабама.

— Твоя колонка! — произнес мой брат. — Ее напечатают в следующем номере журнала «Блесни Умом!», не изменив ни словечка!

— Приятно слышать! — улыбнулась я в ответ. — Говорили же тебе: фортуна переменчива.

— Редактор просто в экстазе. Прислал мне по электронной почте письмо, спрашивает, отчего я раньше не высказывался начистоту.

— Искренность — это главное, — сказала я, бросая косой взгляд на Слима. Интересно, он специально встал перед экраном, чтобы загородить собой чат и кухню? Спрашивать об этом вслух я все же не стала: Павлов имел право на триумф, и я поднялась с дивана, чтобы заключить брата в объятия. Выход из зоны прямой трансляции принес мне неожиданное облегчение, и я решила, что в будущем стану проводить больше времени по ту сторону красной липучки. Мое появление в кадре явно становилось сенсацией для кое-кого из наших зрителей, даже если при этом я не занималась ничем особенным.

— Кажется, пахнет горелым? — вопрос Павлова был адресован нашему шеф-повару. Мой брат склонил голову набок, сморщив нос. Я же глядела на Слима, воплощая собой проницательность.

— Эх, не цените вы моих талантов. — Он отбросил в сторону полотенце. — Ладно уж, купим что-нибудь готовое!

24

Сходить за пиццей вызвался Павлов. Слим заикнулся было о заказе с доставкой на дом.

— Не придется даже вспоминать номер телефона, — сказал он. — Теперь, когда «Поппа Итальяно» спонсирует треть нашего жилища, мы просто можем кликнуть на рекламный баннер, и, скорее всего, мальчик-турок на мопеде подкатит к дому в считанные минуты.

Павлов стоял на своем: он пойдет лично, чтобы своими глазами увидеть, как эта пицца готовится. И убедиться, что никто не харкнул в начинку или что-нибудь в этом духе.

— Спасибо! — сказала я ему вслед. — У меня сразу повысился аппетит.

Подождав, пока не захлопнется входная дверь, Слим подарил мне взгляд, предназначенный для спальни.

— Мне известны и другие способы разжечь у девушки аппетит.

— Мне тоже, — проговорила я без всякого выражения, — но меня нельзя включить нажатием кнопки, как ты проделываешь это в своих играх.

С секунду Слим просто стоял там, перед диваном, испытующе разглядывая меня.

— Я тебя чем-то обидел?

Я уже хотела было предложить ему присесть рядом, чтобы мы могли поговорить, но затем вспомнила о зрителях: что они подумают? Наш разговор по душам состоялся в результате в дальнем углу гостиной. Подальше от глаз остального мира.

— Ты здесь ни при чем, — сказала я Слиму, не покидая пределов «мертвой зоны». — Дело во всех остальных.

— В наблюдателях?

— Я помню все, что ты говорил, но у меня не получается выбросить из головы их постоянное присутствие где-то рядом. Это все меняет, и все интимные моменты, какие еще остались в нашей жизни, кажутся теперь немного искусственными.

— Ну, не знаю, — протянул Слим, и я догадалась, что упрямая сторона его натуры взяла сейчас верх. — По-моему, ты все принимаешь слишком близко к сердцу.

Зайдя Слиму за спину, я уставилась в окно.

— Ты тоже жалеешь, что мы согласились на эту затею с камерами, — сказала я. — Уверена. И хотелось бы, чтоб ты сам признал это.

За окном быстро темнело, и цветочный рынок лихорадочно сворачивал торговлю. Продавцы бегали туда-сюда с тележками, тачками и корзинами. Понемногу они выстроились в общую процессию, оставив за собою опавшие лепестки и завитушки сигаретного дыма, но продолжали перекрикиваться. Вилли нес караул за собственным прилавком. Со свежими букетами и рождественской гирляндой.

— Добряк Уильям предупреждал, что все может оказаться не так просто, каким это кажется на первый взгляд, — сказала я.

Ладони Слима легли мне на плечи. Нерешительное касание, обретшее уверенность, только когда я потянулась пожать их. Он сказал:

— Утром табло посоветовало мне получше затягивать пояс на халате.

— Я собиралась порекомендовать тебе то же самое.

— Сначала я здорово смутился, — продолжал Слим, — но затем подумал: собственно, а что мне прятать?

— Ты ждешь от меня сочувствия?

— Циско, когда богатство мужика измеряется двузначной цифрой, то это он должен сочувствовать девушкам.

— Неужели двузначной цифрой?

— Точно тебе говорю.

— Слим, будь это правдой, я обратилась бы за консультацией к врачу, прежде чем подпустить тебя к себе.

— Клянусь, я не вру насчет размеров, — настаивал он, — в сантиметрах.

Уже улыбаясь, я продолжала смотреть на процессию расходящихся по домам цветочников.

— Я думала, у вас, парней, стандартная шкала разбита на дюймы.

— У остальных — да, — признал Слим, — но переход на метрическую систему придал мне дополнительной уверенности.

— Это, однако, не повод размахивать предметом своей гордости перед веб-камерой, — заметила я. — Кто угодно может увидеть.

— Конечно, — согласился он, — но я не имею ни малейшего представления о том, кто эти люди, и именно это примирило меня с их присутствием. Они — никто, я вижу лишь имена на экране. Выдуманные псевдонимы. Почему меня должно беспокоить мнение какой-то Ночной Бабочки о моем приборе?

— Чье мнение? — спросила я, оборачиваясь.

— Я уже не помню точного псевдонима, — быстро сказал Слим. — Я хочу сказать: все эти люди не занимают того места в моей жизни, которое занимаешь ты.

— Не подлизывайся. — Я ткнула пальцем ему в грудь. — Всякий раз, когда с тобой захочет перекинуться парой слов обладательница подобного псевдонима, ставь меня, пожалуйста, в известность.

На губах Слима заиграла эта его удивительная улыбка.

— Честно говоря, ей не терпелось побольше разузнать о тебе.

Уж не знаю, надеялся ли Слим рассмешить меня этим своим признанием, но оно возымело прямо противоположный эффект.

— У меня серьезные отношения только с тобой и больше ни с кем, — сказала я и вдруг почувствовала себя легче воздуха. — Я хочу, чтобы между нами все было нормально, чтобы наши отношения продолжались, я правда этого хочу, но если мы не будем держать при себе самые сокровенные, интимные моменты, те маленькие тайны, о которых ты когда-то говорил мне, то тогда мне придется спросить: а что мы, вообще говоря, делаем вместе?

Слима, похоже, обеспокоила прозвучавшая в моем голосе новая нотка, и его удлиненное лицо, кажется, вытянулось еще больше. То, что я ему сказала, было вовсе не угрозой, я просто выпустила пар. В этом доме мне становилось все труднее выражать свои чувства. И все же я говорила честно. И надеялась только, что он сумеет меня понять.